Новости – Общество
Общество
«Вот тогда буду совсем счастливый»
Светлана. Фото: Павел Лавров.
«Русская планета» провела один день с семьей шорцев — представителей коренного народа Кемеровской области
8 марта, 2014 00:26
17 мин
Дом Василия стоит на окраине Чугунаша, таежного поселка. И сельский магазин, и автобусная остановка — на другой стороне деревни, почти вплотную к оживленной трассе. Зато прямо за изгородью начинается тайга. А для местных жителей именно она кормилица. Сегодня вместе с Василием идем добывать из-под снега колбу — дикорастущую траву, богатую витаминами. Ее называют черемшой, медвежьим или чесночным луком — из-за яркого острого вкуса. Раньше шорцы ее собирали, чтобы спастись от цинги. Сейчас — на продажу, для туристов.
7:53. В колодце намерзла ледяная корка.
– Вода у нас чистая. Из тайги бежит. И летом тоже отсюда воду носим, — между делом объясняет Василий. — Ручей быстрый, целиком не замерзает никогда, даже когда сильный мороз. Так вот корку откинешь и набирай.
Под деревянной крышкой — яма в русле ручейка, бегущего из соседнего распадка. Над промоиной поставлен короб, рубленый в три венца. Василий сноровисто выкидывает льдинки и зачерпывает воду в ведра.
– Погоди, собаку придержу, — предостерегает меня он, когда мы с ведрами возвращаемся к дому. У калитки надрывается серая лайка.
8:10. Завтрак прост. Куски хлеба, нарезанного по-деревенски, толстыми ломтями, масло, смородиновое варенье. Жена Василия, Светлана, приносит закипевший чайник. Вместо сахара — мед. Чай имеет кирпичный оттенок, заварен щедро, до горечи.
– Ты кушай крепко. Вам за две горы ходить, — Светлана подвинула ближе ко мне миску с хлебом. Сама она за стол не садится. То подкидывает в печку дрова, то протирает кастрюльку, то поправляет занавеску.
– Я потом поем, мне-то что. Я дома еще долго буду. Успею.
Делаю себе еще один бутерброд и осматриваю единственную комнату. Хозяйская кровать скрыта за стареньким шкафом, стены избы чуть закопченные. Над столом висят несколько фотографий. С настенного календаря смотрит пегий жеребец. Главный элемент интерьера — массивная печь, вокруг которой стоят буфеты и полки с кухонной утварью.
Дом, каких много. О том, что это таежная глушь, напоминают только сохнущие возле входной двери камусовые лыжи да небрежно брошенная на пол вместо прикроватного коврика исшарканная лосиная шкура.
Обычные шорцы — народ вполне обрусевший. Благ цивилизации не чураются, хоть и ведут традиционный образ жизни. В Василии со Светланой шорцев выдает лишь едва заметный акцент да внешность: монголоидные черты лица, особый склад фигуры. Одежда вполне интернациональная. Имена русские, у шорцев лишь фамилии оканчиваются на традиционные -чаков, -гешев, -засов.
Национальные вышивки, меховые убранства, маски идолов, шаманские бубны и охотничьи трофеи — это мишура для туристов. Чтобы на это посмотреть, надо было ехать в райцентр. Там, в Таштаголе и соседнем Шерегеше с его горнолыжными курортами на национальной экзотике строится современный туристический бизнес.
– Ну что, подкрепился? — Василий сметает со стола крошки. — Давай, чай допивай и пошли, пока солнце не припекает.
9:30. Лайку зовут Ночка. Мы с ней нашли общий язык. Оказалось, что спущенная с цепи, она уже не воспринимает себя как сторожа и не норовит схватить гостя за штанину.
Вася выносит лыжи, ставит их у крыльца — остыть после жарко натопленной комнаты. Завидев их, Ночка умильно виляет хвостом и носится по двору между дровяником и калиткой, то припадая на брюхо, то вскакивая на сугроб.
– Она в тайгу ходить любит, — смеется Василий, наблюдая за ее ужимками. — Поняла, что в лес пойдем, и радуется.
Мои лыжи, обычные деревянные «Туристы», по сравнению с самодельными камусами кажутся чудом технической мысли. Хотя по опыту я уже знаю, что в тайге мне за Васей не угнаться, хоть он и пойдет на грубо оструганных досках, подбитых шкурой.
– Ты, главное, не спеши. А то вспотеешь и замерзнешь. Колба от нас никуда не убежит, — напутствует меня проводник, вставая на лыжню. — Пойдем потихоньку.
Лыжи Василий называет «шана», пока что это единственное шорское слово, которое мне сегодня удалось услышать. У него нет лыжных палок, вместо них он использует один оструганный шест. На спусках он им тормозит, на подъемах — опирается как на посох.
– Вась, а то, что холодно — это нормально? – спрашиваю, вспомнив, что термометр показал –16 оС.
– Так это хорошо. Снег плотный, скользкий. Лыжи не проваливаются, едут нормально. И не липнет снег-то к лыжам, — отвечает мне шорец. Он, в отличие от меня, на подъеме не запыхался.
11:03. Поляна давно обжита: снег утоптан, лыжи можно скинуть, не опасаясь провалиться по пояс, к ручью проторена надежная тропка, вокруг старого очага лежат бревнышки, они тут вместо скамеек. Привал.
– Многие сюда приходят?
– Да вся деревня. Кто колбой промышляет, тут обычно и отдыхают.
– А сейчас почему их нет?
– Будний день. Колбу-то мы собираем на продажу. А туристов больше к выходным. Вот в пятницу с утра тут народу много. Все идут свежей колбы нарезать, чтобы потом на трассе продавать. А в будни продаем то, что за выходные набрали обычно.
– А она не портится?
– Что ей будет-то? Она под снегом замороженная, в морозилке замороженная, какая разница-то?
– Так вся деревня в одно место ходит что ли? Или у каждого своя плантация?
– Ну, на одну гору ходим. Гора большая, всем места хватит. В тайге тесно не бывает.
Будто в доказательство его слов из-за поворота лыжни выкатываются два человека. Заезжают на поляну, здороваются с Васей, кивают мне, усаживаются отдыхать неподалеку. Молодые парни, русские, очень похожие друг на друга.
– Братья, — объясняет мне проводник. — Рядом со мною живут. Соседи.
Василий докуривает, бросает бычок в припорошенные снегом угли старого кострища. Поднимается, берет лыжи и бьет одну о другую, отряхивая: пора.
11:30. Пихтовый лес остался позади. Сейчас вокруг прозрачный осинник.
– Приехали, — обрадовал Вася. — Тут будем работать.
Полянка изрыта глубокими траншеями, снег выбран до самой земли, а лесной настил выглядит, как обработанная пашня. Пока я снимаю лыжи, выставляю их подошвами к солнышку — сохнуть, Вася нашел припрятанную неподалеку лопату.
Вася лопатой откидывает снег с небольшого участка, примерно 1,5×1,5 м. Приходится перекидывать огромный сугроб. Когда показывается дерн, мой спутник отставляет лопату в сторону и достает из рюкзака инструмент поменьше — что-то вроде трезубой вилки из толстой проволоки с рукояткой, обмотанной изолентой.
– Это царапулька. У нас ее так называют. Потому что ею надо царапать. И теперь смотри: вот она — колба, — он показывает мне еле заметный зеленый росток, выступающий из слоя сухих листьев едва ли на сантиметр.
– Такая маленькая!
– Это так кажется. Смотри, она из глубины же растет, — он разгребает пожухлую листву пополам с комочками земли и выцарапывает из лесного полога стебель колбы величиной с мизинец. — А вот тут еще, и вот еще. — Василий ловко рыхлит дерн и с корнем вырывает один за другим молодые побеги.
Подаю пакет.
– А мне говорили, что у вас тут теплицы.
Вася смеется.
– Это туристы придумали. Это сколько надо пленки — всю тайгу укрыть! Нет никаких теплиц. Снег тут вместо теплицы. Когда сугроб большой, траве под ним тепло. Мы с декабря уже колбу начинаем копать, она вот до такого состояния растет и засыпает, весны ждет. Когда снег растает, она в рост пойдет, ее можно будет на проталинах собирать. Она и побольше уже будет, а не мелкая, как сейчас.
Берусь за лопату и начинаю откидывать снег, чтобы освободить Васе фронт работ.
– Погоди, пока рано. Если сразу много откопать, земля замерзнет и колбу не достанем. Надо помаленьку, чтобы земля рыхлая оставалась, — говорит он.
Метрах в ста от нас замечаю движение: нас догнали попутчики, Васины соседи. Они занимаются таким же нехитрым промыслом. Только лопат у них оказалось припрятано две.
12:45. Снега откинуто много, за нами остается траншея взрыхленной земли. Пакет, в который мы складываем колбу, уже заметно потяжелел, но все равно ее там немного.
– Сколько труда надо вложить, чтобы набрать мешок колбы…
– Так почему она, по-твоему, зимой такая дорогая? Десять стебельков в пучок свяжешь, так он и будет 20 рублей стоить. Это весной она почти даром уходит, да и пучки побольше, потому что она в рост идет и собирать легко, мешок за 10 минут, хоть косой коси. А зимой — дефицит.
– А покупают хорошо?
– Нормально. Когда как. У нас в деревне кто половчее, сразу много собирает и оптом в Шерегеше продает. В рестораны, в кафе. Лакомство для туристов. Но оптом она дешевле получается. А если на трассе продавать, то выходит, что денег больше, но надо стоять и мерзнуть. Пока кто остановится, пока кто купит… Холодно.
– А как ты догадываешься, где копать надо? Приметы какие?
– Да какие приметы? Я же здесь вырос. Лес знаю. Где что растет, знаю. Летом посмотрю, где колбы много, туда зимой и хожу. А наугад — попробуй, перекопай полтайги, чтобы ее найти. Тут и подснежники есть, смотри. Только не распустились еще, — Вася показывает мне жесткие листики, торчащие из дерна. — Мы их пробовали выкопать, домой принести и в воду поставить, чтобы они расцвели, но не получается. Чего-то им не хватает. Только в тайге цветут.
13:45.
– Васёк, идите греться! — зовут нас работавшие неподалеку парни. Они разложили небольшой костерок и уже отдыхают. Присоединяемся к ним. У огня обнаружилась и Ночка, вернулась из леса.
У Васи в рюкзачке есть консервная банка с прикрученной в качестве ручки проволокой — вместо котелка, пакет заварки и сухари. Воды нет, вместо нее в банку закидываем снег. Пока закипает чаек, развешиваем у огня промокшие перчатки. А Вася достает нож и чистит колбу, срезая корешки и отскабливая верхний, жесткий слой побегов. Грызем сухарики.
– Ты всегда в лес налегке ходишь?
– Зачем лишнее таскать? Лишнее берешь — ходить тяжело. Так... Чаю попить и ладно. Кушать дома надо. — Вася бросает сухарь Ночке. — На сегодня хватит, нормально набрали. Отдыхай, грейся, назад пойдем без привала. Под горку катиться легче, чем вверх топать, правда? — мой спутник придирчиво осматривает пакет очищенной колбы, взвешивает ее на руке, — тысячи на две набрали. В деревне это приличные деньги. Ближе к вечеру туристы на горнолыжку поедут, надо успеть продать еще.
– Если бы туристы к вам не ездили, как бы ты зарабатывал деньги?
– А как другие живут? Не возле дороги, а в глухих деревнях? Рыбу бы ловил, на охоту ходил. Да и огород у нас большой. Прокормились бы.
– Весной колба подешевеет, что будешь делать?
– Весной огород. Летом — ягоды, грибы. Осенью — орехи. В деревне нормально люди живут, это только городским в деревне сначала тяжело.
– Ты счастливый?
– У меня дом, жена. Нам всего хватает. Все здоровы. Вот скотину еще заведем и можно детей рожать. Вот тогда буду совсем счастливый.
14:40. Дорога обратно в деревню и правда кажется короче и веселее. Хотя яркое солнце пригрело горные склоны и верхний слой снега чуть намок и стал липнуть к лыжам.
Светлана кормит нас обедом. Пока мы едим, успевает промыть принесенную колбу и ловко связать ее в пучки хозяйственными резинками.
– Такими деньги обычно перевязывают, — отмечаю я.
– У нас денег пачками отродясь не водилось, — смеется хозяйка. — Хотя тут у нас колба — те же деньги.
Начинается ее часть промысла. Светлане предстоит колбу продать. Она надевает «парадное» — чистый пуховик и шапку с бисерной вышивкой. На ноги — сапоги-дутыши, очень теплые. Ей придется несколько часов стоять на заснеженной обочине.
Вася продавать урожай не ходит. Не то чтобы это было не мужское дело, просто они давно заметили, что проезжие туристы охотнее покупают лесную добычу именно у Светы.
Место Светлана выбрала бойкое: у развилки двух дорог, одна — в райцентр Таштагол, вторая, новая, уходит от основной трассы прямиком через Чугунаш к горнолыжным курортам.
Стоим примерно с четверть часа, Светлана держит в вытянутой руке пакет с колбой, выставляя ее напоказ, призывно помахивая. Но машины почему-то проносятся мимо, хотя водители и глядят заинтересованно в нашу сторону. Через несколько минут Света отчаивается:
– Отошел бы ты, что ли! Это ты мне всех покупателей распугиваешь своим фотоаппаратом!
Соглашаюсь, отправляясь погулять вдоль дороги. Вижу неподалеку еще одну «колбичницу».
– А нету, все кончилось, продала! — улыбается она мне. Буквально за несколько секунд до этого нарядный джип с прилаженными сверху сноубордами умчался от нее в сторону города.
– Мы же теперь нашей колбой на весь мир прославились! — радуется она. — Вы смотрели на тех выходных по кулинарному каналу «Кухни мира»? Там еще ведущий этот… Джон… Не помню. Так он, оказывается, к нам приезжал, на гору Зеленая, тут из колбы салат готовил и пирожки и про них рассказывал. Даже Чугунаш маленько показали, ну так, секунду. Про витамины в колбе рассказывал, про то, как от цинги она спасает. Я вот сроду не знала, что колбу еще как-то называть можно. А она, оказывается еще «черемша» где-то называется и еще «лук победный».
– Победный?
– Ну да, вроде, если колба из-под снега вылезла, значит, весна, дожили, перезимовали, зиму победили. Потому и победный.
– А сами-то вы ее едите?
– А как же! Круглый год, считай! Ее и солить можно, и пирожки делать, но я вообще-то ее больше в свежем виде люблю. Приготовленная, она того… На любителя, в общем.
15:15. В мое отсутствие у Светланы торговля налаживается. Вдоль обочины выстраивается небольшая очередь из трех иномарок. Возвращаюсь — а колба уже умчалась в сторону Новокузнецка.
– Валя тоже все продала? — интересуется Светлана, и, получив утвердительный ответ, кивает. — Вот и славно.
– Конкуренция?
– Да ну. Всем всего хватает. Туристов много. Колбы мало. Спрос всегда будет.
На обратном пути идем в магазин. Покупки — свежий хлеб да кусок хозяйственного мыла.
– Мы когда в город ездим, там все остальное покупаем. Там дешевле. Тут, в деревне — только то, что свежее надо или если что-то внезапно закончилось. А в город сразу приехал, сразу купил всего на месяц.
– Вам на жизнь колбичного промысла хватает?
– Ну, для деревни очень прилично получается. Так-то нас что кормит? Тайга и огород. Раньше мы еще скотину держали, но продали, хлопотно это. Потом, правда, пожалели, что продали: без молока тяжело. А на вырученные деньги мы покупаем только то, чего в тайге не водится. Лапшу, соль, по хозяйству чего. Одежду. Мурзяк покупаем.
– Что?
– Ну, мурзяк. Спирт или водку. Сами-то мы не пьем, но он тут вместо денег. Огород вспахать — литр, дров привезти — литр, наколоть дров — пол литра. Твердая валюта. Хоть она и жидкая.
– А вообще в деревне пьют?
– Сейчас меньше. Раньше сильно пили. Но кто пьет — тот живет плохо, а сейчас все хотят жить хорошо. Мы вот хотим корову завести снова. Я по хозяйству буду, Вася будет в лес ходить, на реку.
За разговорами возвращаемся к дому и, войдя в калитку, я едва успеваю увернуться от кинувшейся на меня Ночки. Как и не было проведенного вместе дня.
– Ой, я же ее на цепь посадил! — смеясь, Василий спешит унять лайку. — Она теперь снова сторож.
Принимать подарки ребята отказываются. Вознаграждение за услуги проводника — тоже. Чуть не обиделись. В знак благодарности скупаю у них запасы колбы, да и то по оптовой цене, на это Вася согласился.
– Ты к нам летом приезжай, я тебе покажу, где рыба водится, — улыбается на прощание хозяин дома на окраине. — Кто тебе тайгу лучше покажет? Пока коренным народам безналоговые квоты не отменили на традиционные промыслы, надо пользоваться.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
